Соблазнил Америку и бросил.
Вот такой вот оказался возвращенец.
Даже те же так не делали матросы,
О любви хотя бы пели в выраженьях.

Нет бы, чтоб амнистии дождаться,
Амнезии, дистрофии, диабета,
Не подняться, и тогда уже остаться
Где-нибудь недалеко от лазарета.

И пришли все двадцать пять гражданок,
Что любили и за песни, и за басни.
Посидели на моих же чемоданах.
Эти проводы, что может быть ужасней.

Эти проводы, что может быть прекрасней…
Нью-Йорк, 2008

И ночь, и день,
и ночь, и день!..
Так жизнь натикала на счётчике, проказница,
Мы покатались, а расплачиваться лень.
Но дело, видно, снова в прошлое покатится,
Где всё доступно – и любовь, и бюллетень.

Перемоталась бы назад судьба дурацкая,
Пересмотреть, где тень наводят на плетень.
Но, очевидно, наша копия – пиратская,
И жизнь опять перекосило набекрень.

Но снова паруса обиженно надуются,
И разыграются то буря, то мигрень,
И корабли во всю с просторами целуются,
Пока не высмотрен ещё ты, как мишень.

Уже испытана вся удаль молодецкая,
И так останется, косая, как сажень,
Всё не привыкнуть, что не наша крепость Брестская,
И окружает Поле Марсово – сирень.
Стэмфорд, Коннектикут, 2004

Ой, сожгут мой портрет на какой-нибудь
Демонстрации против меня.
Хоть не Курт никакой я, не Воннегут,
Расскажу всё, как есть, сохраня.

Ой, подложат мне бомбу под старенький,
Виды видевший велосипед,
И отравленный чем-то комарик мне
Напищит кое-что о тебе.

Ой, не выйдет никто замуж за меня,
Надо же до такого дойти,
Провалил на гражданство экзамен я,
И тебе со мной не по пути.

И не примет сердитая родина,
И не впустит назад Вашингтон,
И висю я один в небосводе, на
Фиг нужный, как виденный сон.

Ой, ворвётся толпа оголтелая
В дом-музей мой, натопчет, нальёт…
Вот отпустит горячечка белая,
И сама за собой уберёт.
Стэмфорд, Коннектикут, 2001

На смену тем, кто ждёт меня, придут другие.
Не потому, что тех уж нет – отчасти да –
А потому, что завещать дела благие
Кому-нибудь находится всегда.

Уходим мы, а дни рожденья остаются.
Подумать только, раз в году вновь родились!
Не собираются друзья, но всё ж поются
Те песни, что на молодость пришлись.

Спугнули птиц, и лёгкой стайкой встрепенутся,
И отлетят, и переждут, им не впервой.
Я возвращаюсь, и никак мне не вернуться,
Среди чужих – хоть плохонький, да свой.
Стэмфорд, Коннектикут, 2001

Зачем ушла ты в балерины
Из таксопарка нашего с утра?
Что будет с Жориком? Он проигрался в "спринты”,
И льёт из Жорика, как из ведра.
А к нам в таксисточки идут из Мариинки,
И водят тачки, как по речке катера.

И на аварию у Жоры
Мы все билеты взяли в бельэтаж.
Он скрежетал зубами и рессорами,
И все партеры брал на абордаж.
И от духов твоих шалел в кабине сорной,
И пассажирам забывал отдать багаж.

Весёлому Посёлку плакать,
И Володарскому мосту прогнить
Без шин твоих, без шин, которых мякоть
На понт пуантов никогда не заменить.
Слова на бампере твоем не нацарапать,
И светофора аксельбант не нацепить.

Ушла. Шлагбаум уронила,
И отдавила Жоре всё, что есть.
И тут сказал один мудрец-водила:
"Не знает женщина, что лучше предпочесть.
Пускай профессия мясник ей не светила –
Так это ж надо с горя в балерины лезть...”

Подбор несложных выражений
Не донесётся, Жора, до её ушей.
Теперь по правилам лихих телодвижений, –
Батманов, вывертов и антрашей, –
Она сигает за кордон с каким-то Женей,
Который ноги в синагоге сделал ей.
1981

Стучит ЧК, чеканкой занимается,
А Зиша Брейбер – так себе сексот.
Под Воркутою лето занимается
На глубине килóметров семьсот.

На Сеньке Либерзоне шапка волчия,
Он был еще на зоне на мази.
Живётся кверху мехом и Лейбовичам,
Которых из Одессы привозил.

Наум Ефимыч в Корабелке кафедру
Тащил, не видя жизни за кормой.
До шестьдесят девятой, как по кафелю,
Таскал он шпалы по полста восьмой.

Угонщик "Мессершмитта” из концлагеря
Пятнашку в Воркутлаге отволок.
Конечно, на расправе у Канариса
Он схлопотал бы, падла, потолок.

У тёти Двойры от мороза вылезли
Глаза ещё, чем были до того:
– Как! Землю Франца-Йосифа вы видели?!.
И шо там, нет супруга моего?..

А Зиша засиделся на пельмениях
У адъютанта Власова в гостях.
А шо, начальник Шахтстройуправления
Не может с Зишей выпить арманьяк?
А в Воркуте приличное снабжение,
Спроси меня: и шо туда везут?
Из института кораблястроения
От дыма, бля, отечества слезу.

Здесь денег – тьма, но дело не в количестве.
Смеются дети, их душа чиста.
Наверное, играют в политических,
В воров играть здесь негде – мерзлота!
1981

БАЛЛАДА О ПРОПАВШЕМ ТАЛАНТЕ

Юрию Кукину
Из общенья слагают песни.
Только как ни крутите лиру,
Подмахнули там что-то в Хельсинки...
Миру – мир, но ОВИР – ОВИРу.

На мосту лейтенанта Шмидта,
Где разводят имя и званье,
Пропадал талант композитора
Ивана Дмитрича Зайна.

Как он на воду слезы капал,
От реки не подъемля взора.
А на Неве-рукаве, как запонка,
Сверкала залпом "Аврора”.

Как он замысел мог вынашивать,
Исааком нигде не значился.
Не носил ничего ненашего,
Из-за авторских не артачился.

"Пропади ты пропадом, Ванька! –
Молвят три собутыльницы утром, –
Выйди вон, да на бочку встань-ка,
Ты эпоху с непрухой спутал!”

Молвит первая Зайну, Любка:
"Что ж, что в музыке ты Кулибин,
А в Израиль не можешь Люфтваффе
Угнать хучь какой бы там ни был?”

Молвит Зайну Лариска, вторая:
"Что ж не крутится твоя фуга?
Раскрутись на балет
"Стирающая штаны любимого друга"”.

Молвит третья, вовсе сука:
"По моим сусекам ты Скрябин,
Пропиликал все, промяукал,
Эпохален ты и похабен.

Мимо похоти не пройдешь ты,
Остальное всё мимо да мимо.
Тут ли, там ли, а пропадёшь ты,
И отдельно и неделимо!”

Он прервал ораторию разом,
Он бежал через Марсово Поле.
В стане ноты смешались с фазами.
В мыслях сдвиги смешались с бемолями.

И, диплом разорвав на порции,
Обрусевший от муки расовой,
Он книжну свою консерваторскую
В набежавшие волны сбрасывал…
1979